И схватила ртом залупу.
     Стала втягивать тот член,
     Что кончался у колен.
     Вот исчезло пол-конца,
     Вот ушли и два яйца.
     И залупа где-то ей
     Щекотала меж грудей.
     Спиридон кричал: "Ах, сладко!"
     И сжимал рукою матку.
     Цвета белого стекла
     Сперма на ковёр стекла.
     А глаза её горели,
     Хуй ломал чего-то в теле.
     Кисть руки пизда сжимала,
     Так, что чуть не поломала.
     Приутихли, раскатились.
     Отдохнули, вновь сцепились.
     Вот Фелиста встала раком.
     Он свой хуй ей вставил в сраку.
     А пизду двумя руками
     Молотить стал кулаками.
     А она за яйца - хвать
     И желает оторвать.
     Снова отдых, снова вспышка.
     У него уже отдышка.
     А она его ебёт,
     И кусает, и скребёт.
     И визжит, и веселиться,
     И пиздой на рот садиться.
     Он вонзает ей язык,
     Что могуч так и велик,
     И твердит: "Подохну тут".
     А часы двенадцать бьют.
     Кровь и сперма - всё смешалось,
     А Фелиста помешалась.
     Удалось в конце концов
     Оторвать одно яйцо.
     А потом с улыбкой глупой
     Отжевать кусок залупы.
     Он орёт: "Кончаюсь, детка!"
     А она ему менетку,
     Чтоб заставить хуй стоять.
     И ебать, ебать, ебать...
     Утром, труп его остывший
     Осмотрел я, как прибывший
     Из Москвы криминалист.
     Так закончил журналист свой рассказ
     Печальный очень, и добавил:
     "Между прочим с нами следователь был,
     Очень юн и очень мил."
     Побледнел он, покраснел.
     На девицу не глядел.
     Так не глядя к ней склонился,
     Перед этим извинился.
     И зо рта её извлёк
     Хуя - жёваный кусок.
     И изрёк один вопрос:
     "Заебли его. За что-с?"
     И ответила Фелиста:
     "Этот был - артиллеристом.
     Рядом с нами жил на даче
     И умел решать задачи."

- 2 -