Они едва знакомы, но уже поняли, что подходят друг другу.
     Они разговаривают по своим телефонам, лезвием подправляют по несколько букв в своих паспортах, меняют коды на замках портфелей, идут друг к другу, ведь они хотят встретиться, чтобы перевернуть, не раздумывая, свои жизни. В своих тесных душевых кабинках они стоят, подставляя лица струям горячей воды; им хотелось бы представить, как все будет.
     Это голубое-голубое платье залипает между ног от ветра и пота, когда она бежит, квартал за кварталом оставляя, плоским, но тяжелым портфелем, набивая синяки.
     Приблизительно в середине мая зацветают одуванчики.
     Букет одуванчиков летит ему навстречу, - стоило только открыть дверь, - и осыпается, оставляя на щеках, на белой рубашке с открытым воротом припудренные желтые следы.
     И сразу матросский тустеп два раза оступился о порог и был прерван звонком в дверь.
     Наконец-то она его дождалась. Дождалась и уже открывает дверь. "Вот как же идет тебе эта шляпа, хотя и не по сезону, нынче, такую носить".
     В двух шагах от ее дома на глаза ему попались три цифры, написанные на глухом заборе, и он решил изменить код на замках портфеля, еще раз, на всякий случай.
     "Да ты вся мокрая, что случилось? За одуванчиками сразу и не заметил". "И колготки все изорвала чертовым чемоданом. Я сменила код". Усаживая ее, заворачивая в сухую простыню, представил вдруг, как она бьет наотмашь, бросает прямо в лицо комки грязи. Но это миг и этого не случится. "Выпить хочешь? Тебе надо согреться". Она принимает предложенный им стакан, отпивает немного, говорит: "Я бежала сейчас, представляешь, это знак, наверно, я на стене увидела красным написанные цифры, и сменила код. Кто их только там написал? Кто бы он ни был, но как только я забежала в подъезд, я тут же сменила код, прямо на первой ступеньке". "И какой же"? "Подойди к окну. Подойди, подойди".
     Дожди всегда особенно сильны в мае. Отмывая окна и стены домов, они уносят с собой цветными потоками все сколь нибудь значимое, оставляя лишь чешуйки краски, прилипшие к дну сточных желобков.
     "Теперь я, кажется, понял, почему ты такая мокрая... Но насчет кода?.. Что ты мне хотела показать"? Она только смеется. "Ты лучше на меня посмотри. Знаешь, я заметила, что знаки всегда что-нибудь да значат. Вот этим молодым неаполитанкам, таким голубым, на твоих обоях, кто им подрисовал усы и рога"? "Да у тебя нюх старого коридорного... И кто тебе сказал, что синие очки изменят тебя до неузнаваемости... Ну вот, это другое дело, хоть ты и ужасно привлекаешь внимание в таком виде". "Смешной парик, правда? И лезет, ну прямо клоками, зато как они медленно, как прекрасно осыпаются на плечи, потом на грудь, падают под ноги".
     В домах, где окна выходят на южную сторону, как раз, часам к двенадцати, ближе к половине первого, при условии, что события разворачиваются в мае, солнце так раскалит вашу средних размеров комнату, что непременно захочется наглухо задернуть шторы. Голубые шторы не только защитят от солнца, но и наполнят комнату приятным прохладным светом.
     Нас трудно сбить с толку, когда в комнате, где наглухо задернуты шторы, несмотря на солнце за окном, молодая женщина бьет о стену тарелки. И это, возможно, будет слышно во дворе.
     "Ты только посмотри на них, этот твой букетик, что ты мне принес, эти желтые невинные создания, они совсем поседели от такого пекла... Как же мне жарко... А ты, я смотрю, уже устроился на моих прохладных простынках". "О, Господи... Как ты говоришь... Откуда у тебя этот веер? Откуда он у тебя?.. Брось... Иди ко мне, я тебе пошепчу на ушко... Вот так, слушай... Ветер - дым розовый, белый - не охватить, умирание прекрасно, не вздумай прятать..." "Что это?.. Нет, я не смеюсь. Я закрываю глаза, и красные круги пульсируют под опущенными веками, как воспоминание о солнце"? "Это первая из трех историй, которые я хочу тебе рассказать... Кстати, сколько пуговиц на твоем платье"? "Кажется сорок, если считать пуговицы на манжетах, по пять на каждом, и еще две на поясе, хотя... голубой шелк принято рвать". "Боюсь, что этим и кончится, если ты мне не поможешь".
     Вот, взгляните, - сдержанный эстамп, - два силуэта выделяются на светлом фоне, молодой человек и девушка. Между ними не более метра. Оба они руками прижимают к груди букеты побелевших уже одуванчиков, шеи их изогнуты, головы наклонены, губы вытянуты, как для поцелуя. Облетают легкие семена, и ничто не мешает их полету, однако девушка вздрагивает и встает, рассыпая себе под ноги цветы, которые незамедлительно исчезают, превращаясь в пух. Она подходит к двери и отворяет ее, так как кто-то несколько раз позвонил. "Господи, наконец-то, " - говорит она стоящему на пороге молодому человеку. И тут же шум воды перекрывает ее голос. Она стоит в небольшой душевой под струями теплой воды, открывает воображаемую дверь и, улыбаясь, шепчет какие-то слова похожие на припев популярной песенки: "Господи, наконец-то... Вот, как же тебе эта шляпа идет, хотя и не по сезону, не по сезону такую носить, так все говорят, да:". Она позволяет струям воды ласкать свои губы, однако, вдохнув несколько капель, кашляет, стучит кулаком в стену. На глазах у нее слезы, но это не те слезы. Девушка ожидает своего возлюбленного. Они едва знакомы, но уже хорошо поняли, что подходят друг другу.
     "Кого-то, все-таки, ты мне напоминаешь в этой простыне, " - говорит молодой человек, взглянув на девушку. Она подходит к окну, чтобы отодвинуть штору, и длинная голубая тень пересекает ее фигуру. На коленях у молодого человека стоит открытый портфель, похоже, ему доставляет огромное удовольствие разглядывать его содержимое. "Как ты его открыл"? "Позволь, у меня неплохая память. И потом, это все же я поменял ему код. Ты помнишь?.. Ну же. Помнишь"? "Ну и что там"?
     Они смеются, возможно, даже танцуют, и танец их имеет характер изысканный, а, пожалуй, что и развязный. Их заставляет остановиться, вздрогнуть и даже испугаться стук в дверь. Некоторое время они сохраняют абсолютную тишину, затем же, услышав удаляющиеся шаги, позволяют себе расслабиться и даже прилечь на постель прохладную, но все же несколько измятую. Девушка склоняет голову на грудь молодого человека. "Ты до ужаса твердый". "Тихо", - он прислушивается к музыке, доносящейся из-за стены, - "Это раннее средневековье. Великолепный хорал, заставляющий проливать покаянные слезы. Как так получилось, что именно они писали эту музыку. Я истощаюсь смертельно и тут же воскресаю, я расправляю члены, выгибаю спину, мне хочется влиться в этот поток, в этот рев. Как они могли..." "Ч-ш-ш, тихо-тихо. Поднявшись над бедствиями, жестокостями, угрозами, они обрели покой в музыке. Они ликовали".
     Они молчали, глядя, как солнце покидает их комнату. Возможно, жизнь их была бедна светом. Они любили большие окна и просторные платья. Девушку звали Соня. Она приподнялась на локте: "Помнишь такую песенку: вот от королевства ключ, ключ от королевства... " "Ну, хватит". Он мгновенно встал, отдернул штору. Стекло, покрывающее эстамп, вспыхнуло, отразив уходящее солнце.
     Приблизительно в конце мая начинают цвести тополя.
     Дети во дворе поджигали прибитый к тротуару тополиный пух и, покрикивая, бежали вслед за огнем.
     Он стоит у окна, прижимаясь лицом к горячему еще стеклу. "Конец не за горами! Клянусь вам - это так"! "В каком смысле"? - Соня, дитя, она все еще пытается сгладить неловкость. Как не к стати пришелся этот стук в дверь. "Не дурачься",- он ответил так резко, что Соня даже выронила чашку из рук. Она закашлялась и всего лишь хотела, чтобы кто-то постучал ее по спине.

     И еще, неожиданно, такой звон в ушах, как будто что-то разбилось, а потом тишина, и снова поплыл, закачался, как во сне, тустеп -голубое, белое. Она проводит рукой по забрызганной стене душевой кабинки, выложенной голубыми и белыми плитками, и отдельные капельки сливаются в сплошную линию. Она встряхивает головой, и, закрывая глаза, подставляет лицо струям горячей воды.
     "Что у тебя вышло с этим парнем? Или лучше сказать, чем закончилось". "Лучше сказать, о чем мы с ним говорили. Он оказался не таким уж знатоком в этих делах, хотя, кое-что полезное он мне рассказал. Я все записала..." "Очень зря, надеюсь, ни при нем? Все это надо выучить, а лишнее выбросить. Да?" " Да. Я так примерно и поступила, красавчик... Кстати, давно хотела спросить, а кто это с тобой на этом эстампе?" "Некстати... Это гравюра начала века". "Муж изменяет жене. Позабыт церкви порядок и божеский стыд". " Кажется, я мог бы полюбить тебя ".
     Он спит. Она любуется его лицом. Несколько пушинок одуванчика в его волосах. Она целует его руку, на ладони написаны шесть цифр. Соня - шелковая девочка. Эти цифры не были ей знакомы, - приходится сделать над собой усилие, чтобы не закричать.
     Он протянул к ней руку, а потом, когда она сказала: "Не сейчас", встал и подошел к окну.
     Вот он курит у открытого окна. " Что это там написано? "Таксофон". И я это прекрасно знаю... А если бы не знал? Интересно, прочитал бы с такого расстояния... Что это с ней вдруг?.. Непросто все, вот так впустить к себе чужого человека... Ладно. Будет о чем подумать... И ей". Уже около пяти и жара постепенно спадает. На стуле стоит портфель. Соня читает книжку, шевеля губами и, наверное, слишком низко склонившись над страницей. Во дворе шумят дети. Книга обернута в яркую страницу из журнала.
     Он: (оглядывается на Соню) Что ты читаешь?
     Соня: Да, так, ерунда.
     Соня кладет руку на открытую страницу. " Теперь трудно, чтоб все, как раньше...Ведь жила же я без него все это время... Всегда есть что-то такое, что не дает о себе забыть, все эти крючки, которыми цепляется к тебе жизнь... Не могу сказать, что невозможно, однако и непросто...забыть, да, забыть или нет, просто не узнавать... Нет, теперь он. Но почему он так? Что он там написал на руке у себя? Скрыть? А потом что? Пятнадцать минут уже молчит и курит, и вот, пожалуйста".
     Он: Ну, а все-таки?
     Соня: (про себя) Вот, опять. (ему, и головы не повернув) Так, ерунда. Книгу.
     Он: Это понятно, что книгу. А, какую? Или тебе, как бы это... неудобно сказать?
     Соня: (закрывает книгу, оставляя руку между страницами) Я же говорю, ерунда. Ты такого читать не станешь. (открывает книгу)
     Он: Ну почему же? Что, на столько уж, ни в какие ворота? Я много читаю всякого. Вот, например, знаешь, про одного парня, он еще все бутерброд себе готовил, и там это все так подробно описано, как он намазывает хлеб горчицей, натирает чесноком, боится, что подгорит...
     Соня: (посмотрела на него, потом на обложку своей книги) Нет, это мне никогда не нравилось... (глядя на обложку, про себя) Черт знает, что такое, предлагаем праздничные иллюминации и фейерверки... какое-то барахло тут нашла, не сидеть же просто так, без дела... И потом, все на руке пишут, когда нет бумаги, телефон, например какой нибудь... (проводит языком по зубам) щетку бы не забыть... (взглянула на него, потом опять на обложку) выставит ведь... что за идиотская манера оборачивать книги... ну, не знаю я, что я читаю, даже не догадываюсь.
     Он: И все-таки, что ты читаешь?
     Соня: Да телефонный справочник. (про себя) Кстати, можно попробовать. Надо, надо на что-то решаться, должен же быть какой-то выход.
     Он: (чуть встревожено оборачивается, видит, что она читает стихи) А... и что, интересно?
     Он берет с подоконника тополиный пух. "Будем здесь сидеть, глазеть друг на друга, в окно... Трахаться будем, пока хорошо... Почему бы и нет, может и стоит решиться... Она - Соня, блондинка... И что-то еще такое... На языке что-то крутится".
     Соня: Да, чрезвычайно.
     Он кидает пух в Соню.
     Соня: (отмахивается) Пожалуйста, перестань курить. Голова тяжелая. (потерла пальцем зубы)
     Он бросает сигарету в окно. Подходит к ней, садится на корточки, берет ее за щиколотку.
     Он: Что-то не так?
     Соня: (убирает ногу) Нет, все в порядке.
     Он: (опять берет ее за щиколотку) Ты уверена?
     Соня: (опять убирает ногу) Да, как обычно, не хуже, не лучше.
     Он: (закуривает еще сигарету) Слушай, а который я у тебя?
     Соня: Я же просила не курить, прямо в лицо дым. (Отворачивается, про себя) И правда, не понимает что ли.
     Он отходит к окну, курит, выпускает дым на улицу. Во дворе дети. "Можно подумать, это имеет значение... И чему радуются... Да, мы вдвоем... А, что она, собственно говоря, может?.. Слабая, смешная какая-то". На подоконнике тополиный пух. Он на него дует, и пух поднимается в воздух. Соня читает, шевеля губами.
     Он: (поворачивается к Соне) Ты мне не ответила. Не хочешь со мной говорить?.. Я с тобой хочу говорить. Я что, что-то не так сделал? И потом, ты мне не ответила на вопрос.
     Соня: (откладывает книгу, смотрит на него; про себя) Красивый какой, господи, боже мой. Какие уж тут цифры. На что я обижаюсь? Может, их и нет вовсе. Конечно, показалось. Надо верить. Да, просто показалось. (ему) На какой вопрос?
     Он: (раздраженно) Что происходит?
     Соня умиляется, встает, тихонько подходит к нему, утыкается ему в плечо, всхлипывает.
     Он: Да, что с тобой, в конце концов?
     Соня: (всхлипывая) Это так трогательно, что мы с тобой тут сидим.
     Он: Ну, ты даешь.
     Соня: (улыбнулась) Ладно, какой там у тебя вопрос?
     Он молчит.
     Соня: (берет пух с подоконника, кладет ему на голову) Шапочка.
     Он мотает головой, потом снимает пух рукой.

Звони скорее! Просто подними трубку и набери номер, всё остальное девушка сделает сама. У нас девушки на любой вкус - блондинки, брюнетки, рыжие, худенькие, полные, ... Скорее утоли свой секуальный голод! Вход »